Версия для слабовидящих
Москва,
ул. Неглинная, д.14/1а подъезд 7
Онлайн-консультация Записаться

Реабилитация после операции центра нейроментального развития МИПЗ

ДИАГНОЗ «БОЛЬНОЙ» ИЛИ РЕАБИЛИТАЦИЯ СО СМЫСЛОМ? ПРИНЦИПЫ РАБОТЫ ЦЕНТРА НЕЙРОМЕНТАЛЬНОГО РАЗВИТИЯ

Если бы россиян, который за один год перенесли операцию на головном мозге, инсульт, попали в серьезную аварию или родились раньше срока собрать вместе — в стране появится миллионник, каждому жителю которого требуется реабилитация. Представьте, что каждый день этот город учится жить по законам «здорового» социума. И этот путь начинается с фразы «здравствуйте, больной». Почему такой старт не дает успеха, как мотивировать людей начинать новую жизнь и находить ресурс внутри себя рассказывает руководитель Центра нейроментального развития Ольга Добрушина. Центр работает в Москве пять лет, за это время поддержку здесь поучило тысяча детей и взрослых, которые обрели уверенность в себе и дальнейшей жизни.

— Ольга, расскажите, как появилась идея создать центр и почему возникла необходимость в новом проекте, когда в стране работает масса подобных учреждений?

По первой специальности я реаниматолог и после окончания института работала в нейрореанимации. Каждый день в отделение поступали пациенты с тяжелыми нарушениями после серьезных аварий, инсультов и операций. Многие не могли двигаться, говорить, делиться тем, что происходит внутри.  Мы работали над восстановлением пациентов, занимались ранней реабилитацией, но не всегда получали ожидаемый результат. Иногда наступал реабилитационный тупик, и дальше дело не шло. Врачи говорили: «у больного нет мотивации, он не хочет стараться, не понимает, как это важно». И тут я стала понимать, что мы ведь вообще не работаем с человеком — только с его проблемой.

Для родственников или консилиума врачей ситуация понятная — есть диагноз, есть конкретная физическая проблема, например, парализованные ноги, и есть готовый реабилитационный путь, согласно поставленному диагнозу, но человека в целом там нет — отброшен, как ненужная деталь. Проходит совсем немного времени, сознание пациента форматируется, и он сам начинает идентифицировать себя через нарушения. Сначала он хотел всем что-то доказать, а теперь привык к новому статусу. Ему уже не интересно менять ситуацию, не хочется вставать на ноги, примерять на себя новые социальные роли — он инвалид. Он увидел в себе инвалида, как и все вокруг.

Я видела много пациентов в этом кризисе. У них нет стимула жить и есть рецепт антидепрессантов на тумбочке, чтобы хоть как-то держаться. Они регулярно работают с психологом в стационаре, но отдельно взятый психолог против серьезных нарушений — это иллюзия, особенно если человека уже отформатировали в регистратуре по типу «больной».

Тогда мою мечту о создании центра, в котором все будет построено на пациентоцентрированной модели реабилитации подхватил коллега, психолог Сергей Мартынов. И мы начали создавать место, которое будет работать по новым правилам.

—  Как эти новые правила применяются на практике? Чем ваш центр отличается от других?

По набору функций мы мало отличаемся от обычного центра. У нас есть все классические программы: реабилитационные комплексы, психологическая поддержка, логопедия, ЛФК, БОС. Но мы сделали их ближе и понятнее пациенту, расширили возрастные рамки работы от 0 до бесконечности и дополнили оздоровительную реабилитацию программами по развитию социальных навыков и поддержке семьи. То есть у нас человек может получить любую помощь, начиная от реабилитации и до абилитации себя и даже своего окружения.

Еще один важный момент — это командный подход. В государственных центрах психолог бессилен перед потерей мотивации не потому, что он не компетентен, а потому, что мотивировать человека должно все вокруг. В нашем центре реабилитационная работа — это не просто кабинет, это все, что человек видит в клинике: администрация центра, лечащие врачи, психологи, методисты ЛФК, партнеры по групповой терапии, а также близкие люди. И в случае пожилого человека, и самых маленьких детей, которые только появись на свет, поддержка и понимание семьи играет колоссальную роль.

И, пожалуй, главное отличие от других центов — в фокусе работы. Мы ориентируемся на человека, а не нарушение. Сегодня главный тренд в развитии мировой реабилитации — ориентация на социальную адаптацию. Главную роль в ней играет уровень бытового комфорта и доступности среды. Организация бытовых условий — качественный скачок в развитии реабилитационной практики, но тут пациента не спросят, хочет ли он принимать ванну с помощью социального работника или, например, написать картину с тьютором. Мы стараемся закладывать в работу личный выбор человека.

— То есть пациент, а не доктор решает, что реабилитировать, а что нет?

Первое правило нашего центра — работа вокруг пациента и его ценностей. Мы идем от запроса и помогаем сформировать этот запрос внутри. Ничто в человеке не может происходить само по себе — любое движение, действие — это импульс, сигнал, который мозг направляет в ту или иную часть тела и говорит ноге — идти, пальцу — согнуться, губам — улыбаться. Вы можете провести в реабилитационном центре сотни часов, но если вас, как куклу, без мотивации и желания будут сгибать и разгибать или сажать на тренажеры и говорить «поехали!» ничего не выйдет. Успех реабилитации — это личная воля, а значит первая задача врачей — помочь пациенту увидеть позитивный образ себя и четко объяснить, кто здесь хозяин. А хозяин тела — не врач, а сам человек и только он может справиться с ситуацией болезни.

На первом этапе важно вместе с пациентом расставить приоритеты и нарисовать персональную маршрутную карту. Проще говоря, понять, чего он хочет больше? Бегом на тренажер или сначала проработать травму с психологом. Наша работа всегда строится от потребностей человека, а не от тех профессиональных возможностей, которые нам удобно ему предложить прямо сейчас. Это дает силы и ресурс для следующих этапов реабилитации.

— То есть мотивация — главный секрет реабилитации?

Мотивация играет огромную роль, но как неврологи, при работе с телом, мы используем не только ее, но и различные методики из физической терапии и нейропсихологии, современные БОС-технологии, которые помогают мозгу человека понять свое тело и научиться с ним справляться. Без физического понимания себя и собственных границ бесполезно говорить, например, о движении. Это большая и увлекательная работа с использованием аппаратуры, воздействием на импульсы и сигналы мозга. Но главные чудеса всегда случаются благодаря профессиональной эмпатии. Как врачи мы обязаны смотреть на мир глазами пациента -это наше второе правило. Реабилитация всегда начинается с попытки встать на место человека, понять его текущие потребности, найти точку начала медицинских проблем. Это особенно это важно в работе с детьми. У нас большое детское отделение. Туда часто попадают ребята, которых уже много лет безуспешно реабилитировали в других центрах. Специалисты не проводили оценку развития ребенка и ориентировались только на средние возрастные показатели. Как и в случае со взрослыми, работа шла только со следствием проблемы, а не с ее причиной. В такой ситуации, вне зависимости от возраста ребенка, мы обязательно обращаться к телу: повторяем весь путь, который ребенок проходит от рождения до семи лет, и ищем место сбоя, не нарушая логики развития. То же самое происходит и с речью: чтобы заговорить, нужно пройти все предыдущие этапы развития коммуникации, начиная с мимики, жестов, распознавания интонаций.

— Какие центры стали для вас прототипом в работе и где еще работают по такой же модели?

Мы долго изучали опыт иностранных коллег и много времени общались с нейропсихологами из Британии, узнавали,как организована работа в Центре Оливера Зангвилла. В итоге мы выработали свою систему, понятную и применимую к нашим российским реалиям и нашим российским пациентам.

—  К вопросу о реалиях. Когда люди выбирают лучшее для себя и своих близких, часто выбор падает на Европу: Испания, Англия, Чехия — многие хотят реабилитироваться там, можем ли мы составить конкуренцию западу?

В России очень богатая реабилитационная традиция, которая уже интегрирована с западной. В англоязычных учебниках по реабилитации мы находим ссылки на отечественных классиков, Выготского, Лурию.  А европейский опыт сегодня открыт для наших специалистов. Российское реабилитационное сообщество очень активно ассимилирует западный опыт, постоянно совершенствуется. Эти обстоятельства позволяют говорить с иностранными коллегами на одном языке. Фактически, сегодня нет отдельно российской и западной реабилитации, это искусственное противопоставление -есть современные мировые реабилитационные подходы, которым следуют все приличные центры.  Но есть и другие аргументы в нашу пользу. Цена вопроса — мы все-таки дешевле европейских аналогов, и близость к пациентам. Идеальный вариант, когда реабилитация проходит рядом с домом, потому что короткие интенсивные курсы плохо работают на будущее и мало связаны с реальной жизнью, в которой нельзя поддержать результаты. К тому же чрезмерно интенсивная реабилитация может еще и навредить. В попытке создать иллюзию интенсивной работы, пациентам за сжатые сроки дают такую нагрузку, которую не всегда может выдержать и здоровый человек. Важно понимать, что эффект от реабилитации до сих пор сложно измерить в каком-то эквиваленте, часы или деньги тут не главное.

Когда работаешь с одной командой специалистов, пускай не очень интенсивно, но постоянно, результат всегда будет выше: зная своего пациента, можно не просто идти по гайдлайнс, а прорабатывать конкретные трудности, которые возникают в жизни. Проблема России в том, что далеко не везде такая помощь есть рядом с человеком. Людям из отдалённых регионов приходится ездить по другим городам, работать короткими интервалами. Мы не завершаем работу после окончания реабилитационного блока на базе центра и остаемся на связи в дистанционном режиме. Еще одна важная штука — знание среды. Если человек живет в другой части света, но все же в России, нам намного проще ответить на его запросы, чем, например, немцу или китайцу. Мы отлично знаем, как устроена его жизнь, что такое российская школа и вообще образовательная система в стране, как обустроен его дом или детская площадка, мы знаем, как научить его жить в данных условиях.

— Вы работаете как некоммерческая организация. Кто уже пользовался вашими услугами, и кто может обратиться за поддержкой?

У нас в центре есть и коммерческая, и некоммерческая деятельность. В рамках реабилитационных программ, у нас есть возможность помогать pro bono. Сегодня, при поддержке Фонда Константина Хабенского и Департамента социальной защиты города Москвы, сотни детей могут получить нашу помощь бесплатно. С благотворительной помощью нашего учредителя Сергея Мартынова проводится программа реабилитации для детей, чьи отцы погибли в ходе боевых действий. В планах — поддержка организаций, которые работают с нейропсихическими проблемами, помощь в организации сопровождающего проживания и социальной адаптации людей с особенностями развития. Недавно мы запустили новую программу целостной социализации для молодежи и взрослых, которая помогает людям с особенностями нервно-психического развития справляться с жизненными задачами: отношениями, перемещением по городу, самостоятельным проживанием, поиском работы. Это индивидуальные консультации и групповые тренинги социальных навыков, которые учат глобальному общению с окружающей средой и дают каждому человеку ресурс для самостоятельной жизни. Мы видим запрос на такую поддержку от людей с нарушениями и от групп социального риска и хотим расширить рамки проекта, чтобы делиться опытом с новыми единомышленниками.